История
Сталин в жизни и творчестве Владимира Высоцкого

Сталин в жизни и творчестве Владимира Высоцкого

Место и время рождения не выбирают. Время, в которое выпало жить, по глубокой мысли Ю. Карякина; — тоже родина. И самая прочная родина — это детство («То, что мы знаем в детстве, мы знаем всегда»). Детство В. Высоцкого— это победа в великой войне, гениальный вождь, который привел страну к победе… Это эвакуация на Урал и жизнь с отцом в побежденной Германии… И над всем — мудрый Сталин, который все видит и все знает. В детстве Высоцкого, как выясняется теперь, было достаточно драм и даже детских трагедий. Высоцкий об этом вспоминал нечасто, практически никому не рассказывал. Часто и охотно он рассказывал о Большом Каретном, вспоминал и Первую Мещанскую, но о жизни в Германии подробно никогда и никому не говорил.

Марина Влади связывает это со всеобщей атмосферой страха и лжи, с «пиром победителей» — в общем, со сталинским временем: «Ты острее, чем другие ребята твоего поколения, чувствуешь на себе сталинские наставления, клевету, чванство и произвол. Ты заклеймишь все это в своих песнях». М. Влади во многом обвиняет отца В.В. — Семена Владимировича Высоцкого. Но тут трудно отделить истину от сложных отношений Семена Владимировича с Мариной… Людмила Абрамова в книге «Факты его биографии» пишет о том, что Высоцкий очень редко — практически никогда — не вспоминал о детстве: «И мне кажется, я понимаю, почему он не вспоминал о детстве… Ведь Володя, в сущности, действительно был очень веселым человеком. И что-то страшное он просто блокировал. Как гематома — зарастало, а не рассасывалось — ив общий обмен веществ не попадало. Лежало внутри каким-то страшным грузом».

Высоцкому уже исполнилось пятнадцать лет, когда умер Сталин. Конечно, он, как и все школьники Советского Союза, стоял в траурном карауле у портрета вождя. Но не только… Вспоминает самый близкий школьный друг Высоцкого — Владимир Акимов: «Умер Сталин. Три дня открыт доступ в Колонный зал. Весь центр города оцеплен войсками, конной милицией, перегорожен грузовиками с песком, остановленными трамваями, чтобы избежать трагедии первого дня, когда в неразберихе на Трубной площади многотысячная неуправляемая толпа подавила многих, большей частью школьников.

Особой доблестью среди ребят считалось пройти в Колонный зал. Мы с Володей были там дважды — через все оцепления, где прося, где хитря; по крышам, чердакам, пожарным лестницам; чужими квартирами, выходившими черными ходами на другие улицы или в проходные дворы; опять вверх-вниз, выкручиваясь из разнообразнейших неприятностей, пробирались, пролезали, пробегали, ныряли, прыгали, проползали. Так и попрощались с Вождем».

Вероятно, сразу после этого написано одно из первых стихотворений Володи Высоцкого «Моя клятва».

Опоясана трауром лент,
Погрузилась в молчанье Москва,
Глубока ее скорбь о вожде,
Сердце больно сжимает тоска.
Я иду средь потока людей,
Горе сердце сковало мое,
Я иду, чтоб взглянуть поскорей
На вождя дорогого чело.

И так далее… В те дни подобных стихов было написано тысячи… А через некоторое время появляются первые освобожденные — возвращаются заключенные сталинского ГУЛАГ а, — массовое возвращение начнется после XX съезда. Но вернулись, конечно, далеко не все. Сталинские репрессии не обошли и семью Высоцкого, был расстрелян родной дядя Владимира Семеновича.

Вспоминает М. Яковлев, вечный сосед и вечный друг В. В.: «Помню Сергея Серегина — брата Нины Максимовны, знаменитого летчика-испытателя. Он был репрессирован в сталинские времена». Сергей Серегин служил под командованием Я. Алксниса, по некоторым сведениям был его любимцем. Яков Иванович Алкснис родился в 1897 году. В 1926-31 годах— заместитель начальника ВВС, в 1931-37— начальник Военно-воздушных сил РККА. Арестован в 1937, в следующем году расстрелян. С. Серегин разделил трагическую судьбу своего командира.

Кстати, в неоконченном «Романе о девочках» Высоцкий показывает обыкновенного сталинского палача. Максим Григорьевич Полуэктов — бывший старшина внутренних войск МВД — спился и опустился, но продолжает гордиться своим прошлым. Этот Максим Григорьевич мог «держать» (держат, чтобы не падали после пыток) и Тухачевского, и Блюхера, а ведь мог «держать» и Алксниса, и Серегина…

Высоцкий, в сущности, прожил в сталинском режиме до 18 лет — до XX съезда, во времени, которое жило по своим жестким законам… У одного из школьных приятелей Высоцкого — Леонида Этинбурга — мать была арестована как «враг народа» по последнему сталинскому делу «врачей-вредителей». У Артура Макарова — одного из самых близких друзей Высоцкого по Большому Каретному — родители погибли в сталинских лагерях. А. С. Макаров был усыновлен С. А. Герасимовым и Т. Ф. Макаровой.

Еще одно важное обстоятельство — Высоцкий мог знать о личности Сталина и о его близком окружении не только то, что говорили все… Жена одного из близких друзей В. В. была дочерью крупного сталинского прокурора, училась вместе с дочерью Сталина — Светланой Аллилуевой, была хорошей ее знакомой или даже подругой. Первая жена В. В. Иза Константиновна Высоцкая была — и остается до сего времени — близкой подругой дочери Василия Сталина. Отец Высоцкого — Семен Владимирович — во время войны бывал по работе в ставке Сталина. Эта ставка была оборудована на станции метро Кировская. Возможно, он что-то рассказывал сыну.

Высоцкий многое знал о сталинских временах. Вообще, как заметил Фазиль Искандер, кто хотел знать правду о Сталине, тот ее знал, тем более Высоцкий с его даром общения и умением слушать. Пока неизвестно, от кого он узнал правду о Варшавском восстании и о пакте Молотова — Риббентропа, но он ее знал… М. Влади рассказывает о том, как они с В. В. впервые подъехали к Варшаве: «Ты долго разглядываешь город-мученик и рассказываешь мне, как два нескончаемо долгих дня Красная Армия ждала на этом берегу реки, пока в городе не завершится бойня — таков был секретный приказ. Тогдашнее советское правительство, иначе говоря Сталин, хотело, чтобы во главе государства оказались только польские коммунисты, прошедшие подготовку в Москве. Поэтому не следовало мешать- уничтожению местных коммунистов».

Об этом же вспоминает Даниэль Ольбрыхский в своей книге «Поминая Высоцкого»: «Он много знал о Варшавском восстании, о его трагической судьбе. Слышал, что по приказу Сталина наступление было остановлено, чтобы восстание обескровилось, чтобы погибли те, кто хотел сказать миру: «Мы освободили свою страну, мы имеем право решать судьбу нашей страны». Когда-то Володя сказал мне с наивностью ребенка: «Я знаю все, даже о пакте Молотова— Риббентропа». (Т. е., грубо говоря, о разделе Европы между Сталиным и Гитлером. — В.П.)

К этому времени Высоцкий Сталина, разумеется, ненавидел. Марина Влади пишет об одном характерном случае в Тбилиси: «Пир продолжается. В зале шумно и весело. Вдруг один из гостей громко спрашивает:
— Забудем ли мы выпить за нашего великого Сталина?

За столом воцаряется нехорошая тишина. Грузинская интеллигенция жестоко пострадала при Сталине, и если некоторые люди относятся к нему с ностальгическим восхищением, хозяин дома, как и мы сами, считает его самым настоящим преступником.

Я беру тебя за руку и тихо прошу не устраивать скандала. Ты побледнел и белыми от ярости глазами смотришь на того человека».

На окончательный вывод — Сталин — убийца и чудовище, — по всей вероятности, повлияли два обстоятельства. Первое — общение и дружба с Вадимом Ивановичем Тумановым, который сам прошел сталинские лагеря. И второе — чтение запрещенного тогда Солженицына. Марина Влади: «…Мы вместе в Париже читали «Архипелаг ГУЛАГ». Володя был потрясен! Он считал, что Солженицын сделал нужное дело, даже подвиг совершил, когда описал все, что творилось при Сталине…»

Сталин и сталинские времена в стихах и песнях Высоцкого — тема большая и отдельная. Только несколько замечаний. Еще в 1973 году В.В. в стихотворении «Пятна на солнце» ставит рядом Сталина и Гитлера.

Вон, наблюдая втихомолку
Сквозь закопченное стекло —
Когда особо припекло —
Один узрел на лике челку.
А там другой пустился в пляс,
На солнечном кровоподтеке
Увидев щели узких глаз
И никотиновые щеки

В заключение, о странных сближениях. После похорон В.В. в Москве говорили, что со времен смерти Сталина в стране не было такого всенародного горя.

 

Из книги Валерия Перевозчикова «Правда смертного часа. Посмертная судьба» (2000).