Соломон Михоэлс. «О театральной критике»
Трудно актеру говорить о своих критиках. Не потому, что его стесняют обывательские опасения. Дело в необычности положения. Объект театральной критики становится субъектом критического суждения, объектом которого в свою очередь становится театральная критика. Мы как бы меняемся ролями, да еще какими — ролями прямо противоположных амплуа. Это необычно и непривычно. И пусть простится мне, если первый ответ выйдет комом. Вряд ли нужно доказывать чрезвычайную важность и высокую полезность театральной критики. Тем не менее в театральных рядах существует некоторая недооценка этого необходимейшего спутника театральной работы и соучастника театрального творческого процесса.
Недооценка эта вызвана тем, что наша театральная критика далеко не всегда находится на должной высоте. Рецензия редко дает объективную и подлинную оценку работы театрального коллектива, отдельных его мастеров и творцов театрального представления. В большей своей части она схематична, чрезвычайно поверхностна и скупа. Гора усилий коллектива часто рождает мышь беглого рецензентского отчета. Вынужден сказать, что далеко не всё и не все удостаиваются даже беглой оценки. Редко наша критика поднимается до высоты подлинно принципиальных и направляющих суждений. Но без принципа нет и оценки.
Правда, мне известны случаи глубоких, вдумчивых суждений. Могу привести в пример статью тов. Новицкого о судьбах творческой индивидуальности Вахтанговского театра. Я отнюдь не выражаю своего согласия или несогласия с названной статьей. Я хочу лишь указать, что подобная работа критика импонирует своей серьезностью и интересным выбором темы. Несомненно интересны и ценны критические обзоры работ театра имени Мейерхольда тов. Литовского, одного из немногих рыцарей этого исключительного эпохального мастера. Можно назвать имена Юзовского, Маркова и других в числе тех, к которым питаешь наряду с уважением и доверие.
Но серьезные статьи тонут в море совершенно беспринципных, механических рецензентских суждений. В обычной рядовой рецензии, которой питается большинство наших театров, несовершенно и слабо все — и содержание и форма. Содержание заштамповано. Пишется по трафарету сначала о пьесе и драматурге, потом об идеологических ошибках, затем кое-что о режиссере и вскользь об актере. Писать ли о художнике и композиторе — это личное дело рецензента, во всяком случае, это не обязательно. Рецензент редко задумывается над выбором темы сочиняемой им рецензии. Форма — о ней не приходится говорить. Эта область в критике претерпевает едва ощутимое развитие. Многие под объективностью понимают бесстрастность. Отсюда крайний холод статей. Отсутствие темперамента. А театр вправе ожидать страстных суждений. Он сам поет всегда о живых людях, об их огромных горячих социальных страстях.
Устарела терминология. Беспомощные, ничего не определяющие эпитеты. Какие-то удивительно бездейственные глаголы, убогие определения. Если изучить рецензентские оценки актерских работ, то легко обнаружить давно установившиеся рубрики. В одну войдут актеры, играющие хорошо, в другую — «справляющиеся с ролью», в третью — те, которым суждено всю жизнь «быть на своем месте» или просто «на месте» и тогда уже неизвестно на чьем. Какого актера (и когда?) подобная оценка его невероятнейших усилий чему-нибудь научила? Но дело ведь не только в оценке.
Рецензия является для большинства произведений театра одним из немногочисленных и скупых документов, которые остаются для истории, после того как творцы театральных вещей подчиняются неизбежной судьбе смертного человека. Тогда эти скупые рецензии приобретают еще и иные «качества» — недальновидности и мизерности. А ведь благодаря Белинскому мы знаем Мочалова и любим его. Только благодаря исключительной внимательности поистине «неистового» критика перед нами с остротой и яркостью вырастает могучая фигура исключительного по одаренности актера. Но помнить об истории — это прежде всего быть верным сегодняшнему трепещущему дню, жить его страстями всюду — даже в рецензии.
1935 г.