Спирс: Конечно. Да. Хорошо. Я была в турне в 2018 году. Меня принуждали… Менеджмент сказал, что если я не поеду в тур, мне придется нанять адвоката — согласно контракту, менеджмент может подать на меня в суд, если я не сделаю этого. Когда я сошла со сцены в Вегасе, он вручил мне лист бумаги и сказал его подписать. Это меня напугало. Ведь у меня не было даже собственного адвоката. Так что я испугалась и в итоге поехала в тур.

После тура должно было пройти новое шоу в Лас-Вегасе. Я заранее начала репетировать — было сложно, я не выступала в Вегасе четыре года, нужен был перерыв. Но мне сказали, что мы не можем отклониться от графика. Я репетировала четыре дня в неделю. Фактически я сделала все шоу — поставила большую часть хореографии, я сама учила своих танцоров новым движениям. Я очень серьезно отношусь ко всему, что делаю. Есть множество видео с репетиций. Я была не просто хороша — я была великолепна.

Забавно слышать, как преподносят эту историю мои менеджеры. Все они говорят, что я не участвовала в репетициях и отказывалась от лекарств — хотя вообще-то я всегда их принимаю по утрам, а не на репетициях. Когда я отказалась репетировать один танец, я словно заложила огромную бомбу.

Мэм, я здесь не для того, чтобы быть чьей-то рабыней. Я могу отказаться от какого-то танца. Мой тогдашний терапевт, доктор Бэнсон, который умер [в 2019 году], сказал, что в тот момент ему позвонил мой менеджер — и заявил, что я отказываюсь сотрудничать и не следую инструкциям на репетициях. Еще он сказал, что я не пью лекарства — но это глупость, ведь на протяжении последних восьми лет каждое утро одна и та же женщина давала мне их. Это был полный бред.

Была неделя, когда они относились ко мне хорошо, — и я сказала, что не хочу этим заниматься… Они отнеслись с пониманием и сказали, что если я не хочу участвовать в новом шоу в Вегасе, то никто меня не заставит, ведь я сильно нервничала. В тот момент я как будто скинула с себя 200 фунтов — шоу давалось мне слишком тяжело. Я просто не могла это вынести.

Через три дня после отказа участвовать в шоу в Вегасе мой терапевт сказал, что ему поступают звонки о том, что я не репетирую и не принимаю лекарства. Это была ложь. На следующий день он внезапно посадил меня на литий. Он отменил мои обычные лекарства, которые я принимала уже пять лет. Литий — очень-очень сильнодействующий препарат и совершенно не похожий на те, к которым я привыкла. Вы можете стать умственно отсталым, если переборщите с ним, если будете пить его больше пяти месяцев. Но он назначил мне его — я была словно пьяная. Я действительно даже не могла позаботиться о себе. Я не могла говорить с мамой и папой. Я сказала ему, что меня это пугает, — и мой врач приехал ко мне домой, остался и стал контролировать реакцию на новое лекарство, которое я вообще не хотела принимать. В доме было шесть медсестер — они не разрешали мне садиться в машину и ездить куда-либо целый месяц.

Мало того, что моя семья ни черта не сделала с этим, мой отец был только за. Все это было с его одобрения. Вся моя семья не сделала ничего.

Во время отпуска какая-то женщина приходила ко мне домой на четыре часа каждый день — усаживала меня напротив и проводила психологический тест. Это длилось целую вечность. Мне сказали, что я должна это делать. Потом позвонил папа и сказал, что я провалила этот тест или что-то такое. «Извини, Бритни, ты должна слушать своих врачей. Они планируют отправить тебя в домик в Беверли-Хиллз на реабилитацию. Ты будешь платить за это 60 тысяч долларов в месяц». Я час плакала ему в трубку и он наслаждался каждой минутой.

Контроль над кем-то столь могущественным, как я, ему нравился, ему нравилось управлять собственной дочерью на сто тысяч процентов. Он это обожал. Я собрала чемоданы и уехала туда.

Там я работала семь дней в неделю без выходных — единственное похожее явление в Калифорнии называют секс-рабством. Это когда заставляют кого-либо работать против их воли, забирают все их имущество — кредитную карту, наличные деньги, телефон, паспорт — и помещают их в дом с людьми, с которыми нужно работать. Они все жили вместе со мной — медсестры, круглосуточная охрана. Они наблюдали, как я меняюсь каждый день, — и даже голой — утром, днем, ночью. Мое тело… У меня не было двери в комнату. Я сдавала восемь ампул крови в неделю.

Если бы я не проводила никаких встреч и не работала с восьми до шести вечера, то есть по 10 часов в день, семь дней в неделю, без выходных, я не могла бы видеться с детьми или парнем. Я не могла влиять на свое расписание. Мэм, скажу честно, сидеть в кресле по 10 часов в день, каждый день, это не так уж весело…

Вот почему два года спустя я все это повторяю. После того, как я солгала всему миру и сказала: «Я в порядке и счастлива». Это ложь. Я думала, что если я так скажу, то, возможно, стану счастливее. Я была в шоке. Это была травма. Знаете, притворяйся, пока не сможешь сделать это (fake it till you make it). Теперь я говорю вам правду. Я несчастна. Я не могу спать. Я так зла, это просто безумие. Я в депрессии. Я плачу каждый день.

Я говорю все это вам сейчас, потому что не понимаю, как штат Калифорния мог иметь все эти записи, судебные документы с моего предыдущего выступления — и не сделать абсолютно ничего. Просто нанять на мои же деньги другого человека и оставить в деле отца. Мэм, мой отец и все, кто причастен к этому опекунству, мой менеджмент, который участвовал в моем наказании, хотя я говорила «нет», — мэм, они должны сидеть в тюрьме.

Мое драгоценное тело, которое работало на моего отца последние 13 гребаных лет, старалось быть хорошим, красивым. Таким совершенным. Я делаю все, что мне говорят, а штат Калифорния позволил моему отцу — моему невежественному отцу — забрать его собственную дочь и сделать это со мной. У людей, с которыми я работала, слишком много контроля.

Мне посоветовали просто пройти [реабилитацию] и покончить с этим. Они так сказали. Я даже не употребляю алкоголь — хотя стоило бы, учитывая то, через что они заставили меня пройти. Я занималась в учреждении Бриджес. Если бы я этого не сделала, они бы поработили меня и наказали.

В прошлый раз, когда я говорила с вами, будучи под опекой отца, я чувствовала себя мертвой — как будто я не имела никакого значения, как будто со мной ничего не сделали против моей воли. Вы думали, что я врала или что-то в этом роде. Я еще раз заявляю это — потому что я не вру. Я хочу, чтобы меня услышали. Возможно теперь вы сможете понять глубину ущерба, который мне нанесли.

Я хочу изменений. Я заслуживаю их. Мне сказали, что меня снова должны оценить, если я хочу выйти из-под опеки. Мэм, я не знала, что могу подать прошение в попечительский совет о прекращении опеки. Простите за мое невежество, честное слово, я этого не знала. Но честно говоря, я не думаю, что кто-то должен меня оценивать. Я сделала предостаточно. Не думаю, что я должна находиться в одном помещении с кем-то, кто может меня оскорбить, пытаясь поставить под сомнение мои умственные способности, вне зависимости от того, необходимо мне быть под опекой или нет.

Я ничего не должна этим людям — я та, кто кормил всех этих людей во время туров. Почему я никогда не говорила об этом открыто? Честно говоря, я не думала, что мне кто-то поверит. Рассказ Пэрис Хилтон о том, что с ней сделали в той школе, — я вообще ему не поверила. Теперь мне жаль.

Я думала, что люди будут смеяться надо мной. Что скажут: «Она лжет, у нее есть все, это же Бритни Спирс». Я не лгу, я просто хочу вернуть свою жизнь. Прошло 13 лет, этого достаточно.

Я не хочу с кем-то встречаться и видеться. Я виделась с достаточным количеством людей не по своей воле. Я задолбалась. Все, что я хочу, — владеть своими деньгами, чтобы это все закончилось. Чтобы мой парень отвез куда-нибудь меня на своей долбанной машине. Я правда хотела подать в суд на свою семью. Еще я хотела рассказать всему миру о своей истории — рассказать, что они со мной сделали, не скрывать этого, чтобы это принесло пользу.

Моя семья открыто врет обо мне и дает интервью любому желающему — и выставляет меня в глупом свете. А сама я ничего не могу сказать.

Прошло два года. Мой адвокат Сэм (Ингхэм) очень боялся, что я пойду напролом. Он сказал не говорить о том, что я была перегружена работой в этом реабилитационном центре, — иначе центр подаст на меня в суд. Он сказал, что я должна держать язык за зубами. С Сэмом мы разговариваем примерно три раза в неделю, вроде как мы выстроили отношения, но я его не выбирала. Я бы хотела самостоятельно выбрать адвоката.

Главная причина, почему я здесь, — я бы хотела прекратить опекунство без дополнительных тестов. Меня долго исследовали, мэм. Многие судьи прекращают опекунство без этих доказательств. Они не делают этого только в том случае, когда обеспокоенный член семьи говорит, что делать этого нельзя. Учитывая, что моя семья 13 лет жила за мой счет, не удивлюсь, если кто-то так и скажет: «Не надо прекращать, ей нужна помощь». Особенно, если мне выпадет шанс их на самом деле разоблачить.

У меня три встречи в неделю, на которых я обязана присутствовать. Мне говорят делать что-то, даже если я больна. [Профессиональный] опекун Джоди [Монтгомери] говорит, что я должна видеться с тренером Кеном, даже если я плохо себя чувствую. .

Судья: Мисс Спирс, стенографист просит говорить помедленне.

Я не должна быть под опекой, если я зарабатываю деньги, обеспечиваю себя и других — в этом нет смысла. Законы нужно менять. В каком государстве люди могут владеть деньгами другого человека и приказывать ему, что делать?

Мэм, я работаю с 17 лет. Вы должны понять, насколько все худо, — я каждое утро просыпаюсь и знаю, что не смогу никуда пойти, если не встречусь с незнакомыми людьми. Это опекунство оскорбительно. Мы можем сидеть здесь и говорить, что опекунство помогает людям. Но есть тысячи опекунов, которые злоупотребляют своим положением.

Я не чувствую, что могу жить полноценной жизнью. Я не обязана делиться проблемами с чужим человеком [психотерапевтом], я даже не верю в терапию — мне всегда казалось, что с этим можно обратиться к богу. Мне нужен терапевт раз в неделю — я просто хочу, чтобы он пришел ко мне домой, я не хочу ехать на терапию в Вестлейк, меня смущают все эти мерзкие папарацци, смеющиеся мне там в лицо, пока я плачу.

Я не знаю, как вы принимаете решения, мэм. Но для меня это единственный шанс немного поговорить с вами. Мне нужна ваша помощь.

Кроме того, во время пандемии я целый год не ухаживала за собой. Она сказала, что все сервисы были недоступны. Она лжет, мэм. Мне год не делали маникюр — ни причесок, ни массажа, ни иглоукалывания. Ничего в течение года. И при этом я каждую неделю видела горничных в моем доме с новым маникюром. Она заставила меня почувствовать себя так же, как это сделал мой отец.

Я хочу встречаться с терапевтом один раз в неделю, а не два. Я понимаю, что мне нужна небольшая терапия. (Смеется.) Я хотела бы постепенно двигаться вперед — я хочу иметь возможность выйти замуж и родить ребенка. Прямо сейчас опекуны мне сказали, что я не могу выйти замуж или родить ребенка, у меня внутри внутриматочная спираль, поэтому я не забеременею. Я хотела бы удалить ее, чтобы попытаться завести еще одного ребенка. Но мне не разрешают пойти к врачу, они не хотят, чтобы у меня еще были дети. В общем, это опекунство приносит мне больше вреда, чем пользы.

Я работала всю свою жизнь. Я заслужила перерыв. Но я чувствую, что меня опекают, надо мной издеваются, я чувствую себя обделенной и одинокой. Я устала от этого. Я заслуживаю тех же прав — иметь ребенка, семью, все это и многое другое. Это все, что я хотела вам сказать. И большое вам спасибо за то, что позволили мне поговорить с вами сегодня.

Судья: Мисс Спирс, пожалуйста. Кроме того, я просто хочу сказать вам, что я, безусловно, сочувствую всему, что вы сказали, — и тому, что вы чувствуете. Я знаю, что вам потребовалось много мужества, чтобы сказать это все. Суд действительно ценит то, что вы поделились своими чувствами.

 -Перевод с незначительными сокращениями