Как Збигнев Бжезинский повлиял на современный мир?

Его считали главным врагом коммунизма и СССР. Но и в России отношение к Бжезинскому не изменилось.

Уход из жизни Збигнева Бжезинского, тихо скончавшегося в нью-йоркском госпитале на 90-м году жизни, был на удивление уважительно прокомментирован многими российскими политиками и экспертами-международниками. Учитывая ту зловещую репутацию, которую, кажется, сознательно создавали покойному политологу (в случае Бжезинского «политолог» действительно обозначает его сферу профессиональных занятий) в популярных версиях о причинах распада СССР и нынешних российских бедах, это кажется даже трогательным. Впрочем, уделять много внимания специфической репутации Бжезинского в России, наверное, не стоит. Хотя и она, безусловно, – часть его биографии. Збигнев Бжезинский – яркий и противоречивый деятель не менее яркой и противоречивой эпохи, причем сумевший определить некоторые ее черты. События последней трети XX века, те направления, которые приняла тогда холодная война, определялись в том числе его мыслями и идеями. Некоторые из его предложений оказались чрезвычайно продуктивными, в том числе и те, о последствиях реализации которых приходится жалеть до сих пор.

Эмигрант на пути в Вашингтон

Збигнев Бжезинский – пример академического профессора и эмигранта, сумевшего пробиться на самую вершину американской политики. Он был одним из осколков того европейского мира, который был уничтожен Второй мировой войной. Збигнев родился в 1928 году в Варшаве в польской дворянской семье (считается, что фамилия семьи происходит от польского названия города Бережаны в нынешней Тернопольской области Украины, с которым был связан род Бжезинских).

Его отец ⁠Тадеуш был дипломатом, ⁠поэтому даже ⁠в довоенные годы Збигнев провел в Польше не так много времени. С 1931 по ⁠1935 год ⁠семья проживала в Лейпциге, где Тадеуш Бжезинский работал ⁠в польском консульстве. Позже он получил ⁠направление в Харьков, куда, по-видимому, посчитал благоразумным не брать с собой сына, поэтому с 1935 по 1938 год Збигнев жил в Варшаве – формально это все, что связывало его с польской почвой. В 1938 году его отец получил должность польского консула в Канаде, и семья переехала за океан.

Поскольку Тадеуш Бжезинский занимал должность генерального консула Польши, а после войны оказался интенсивно вовлечен в жизнь польских эмигрантских объединений в Канаде, семья не теряла связи со своей культурной средой. Это, видимо, повлияло на взгляды Збигнева – Польша и ее судьба в мире были для него не отвлеченным вопросом. А от польского акцента в своей английской речи Збигнев так и не избавился. Впрочем, Бжезинский-младший не собирался замыкаться в эмигрантской среде. Получив диплом политолога в Монреальском университете Макгилла, он думал продолжать обучение в Англии, но сумел в итоге получить аспирантскую стипендию в Гарварде, после чего его научная и политическая жизнь оказалась прочно связана с Соединенными Штатами.

В Гарварде Бжезинский превратился в яркого ученого и преподавателя, а также стал американским гражданином (гражданство получил в 1958 году). Книги, статьи и телевизионные выступления быстро превратили Бжезинского в успешного публичного интеллектуала. Он оказался вовлечен во влиятельные внешнеполитические организации и начал делать карьеру в Демократической партии. Удобство фигуры Бжезинского для построения любых конспирологических теорий объясняется среди прочего его активной ролью в Трехсторонней комиссии – неформальном клубе политиков, бизнесменов и интеллектуалов из Америки, Европы и Японии, который был организован Дэвидом Рокфеллером для обсуждения стоящих перед миром проблем.

В некоторых построениях именно Трехсторонней комиссии отводится роль мирового правительства. Впрочем, это действительно достаточно влиятельный клуб, членство в котором может сослужить хорошую службу. Считается, что именно Бжезинский привлек в комиссию в 70-е годы мало кому известного тогда губернатора Джорджии Джимми Картера. Это сыграло свою роль в усилении его влияния и превращения в политика национального масштаба, а затем и в президента Соединенных Штатов. В свою очередь сам Картер, действительно попавший под интеллектуальное обаяние Бжезинского и честно отдававший себе отчет, что плохо разбирается во внешнеполитических вопросах, в 1977 году сделал Бжезинского своим советником по вопросам национальной безопасности.

Создание нового мира

Получив в свое распоряжение важные рычаги влияния на внешнюю политику США (в том числе через личное доверие Картера), Бжезинский смог приступить к реализации некоторых из своих идей. Его взгляды во многих вопросах заметно отличались от линии его знаменитого и не менее яркого предшественника на посту советника по вопросам национальной безопасности – Генри Киссинджера. Два интеллектуала давали много поводов для сравнения: оба выходцы из эмигрантских семей (семья Киссинджера эмигрировала из Германии в 1938 году, спасаясь от антисемитизма), оба блестяще проявили себя в Гарварде. В 1959 году Киссинджер и Бжезинский боролись за место адъюнкт-профессора в Гарвардском университете, должность в итоге досталась Киссинджеру, и Бжезинский перебрался в Колумбийский университет.

К 70-м годам Бжезинский превратился в принципиального критика Киссинджера – прежде всего за его готовность к достаточно глубоким компромиссам с Советским Союзом. Бжезинский – и здесь его польское происхождение действительно могло играть свою роль – считал, что разрядку в отношениях между СССР и США надо использовать для того, чтобы расположить к себе страны Советского блока в Восточной Европе. Он полагал, что советская зона влияния в Европе может превратиться в источник серьезных проблем для Советского Союза, если слать как руководству, так и обществу стран – сателлитов СССР определенные воодушевляющие сигналы. Советский Союз при этом необходимо сдерживать на всех направлениях, где это возможно. Во многом благодаря Бжезинскому США начали особенно активно отстаивать вопросы соблюдения прав человека в Восточной Европе и СССР. Инструментом для этого стали Хельсинкские соглашения, подписанные в 1975 году, в которых европейские социалистические страны взяли на себя соответствующие обязательства. Однако до 1977 года Соединенные Штаты не были склонны делать на этом разделе соглашений особенно серьезный акцент. Именно по инициативе Бжезинского он превратился в фактор постоянного давления на СССР и определенный защитный зонтик для оппозиции и диссидентов в Восточном блоке.

Задачи сдерживания СССР определяли и ряд других важных шагов, сделанных на международной арене администрацией Картера под влиянием Бжезинского. В частности, США окончательно установили полноценные дипломатические отношения с Китаем. Хотя сближение Китая и США началось еще при Ричарде Никсоне и во многом готовилось Киссинджером, именно под воздействием Бжезинского США сделали долгосрочную и решительную ставку на Китай. У советника по вопросам национальной безопасности при этом установились хорошие отношения с Дэн Сяопином, который произвел хорошее впечатление на Бжезинского. Именно тогда были заложены основы экономических отношений между Америкой и Китаем, которые постепенно превратились в один из столпов современного экономического мира.

Бжезинский приложил усилия и к заключению в 1979 году Кэмп-Дэвидских соглашений – мирного договора между Израилем и Египтом, который разрушил единый антиизраильский фронт арабских государств, переориентировал Египет на США и открыл судоходство по Суэцкому каналу, на 12 лет прекращенное после Шестидневной войны. На тот момент это было огромным шагом в нормализации ситуации на Ближнем Востоке и вокруг Израиля и демонстрацией возможностей для компромисса. Между прочим, именно вовлечение Египта в американскую орбиту влияния, привлечение в страну западных инвестиций, мир на границе с Израилем и возвращение оккупированного израильтянами в 1967 году Синайского полуострова создали возможности для развития туристической индустрии Египта – так что Шарм-эль-Шейх до некоторой степени тоже заслуга Бжезинского.

Но не стоит думать, что задачи сдерживания СССР воплощались исключительно в успешных и гуманных решениях. Бжезинский, в частности, считал необходимым негласно поддерживать режим красных кхмеров в Камбодже из-за его напряженных отношений с просоветским Вьетнамом и ориентации на Китай. При этом изуверство установленного Пол Потом режима было очевидно любому непредвзятому наблюдателю, не говоря о том, что речь шла о радикальном коммунистическом государстве. Заинтересованность США в Пол Поте, как во время его правления в Камбодже, так и после свержения красных кхмеров вьетнамскими войсками в 1979 году и его перехода к партизанской войне, можно считать постыдным, но все же изолированным внешнеполитическим сюжетом. Гораздо более важным и оказавшим влияние на многие последующие события в мире стала предложенная и разработанная Бжезинским ответная политика на вторжение Советского Союза в Афганистан. Именно Бжезинский был сторонником максимально резкой реакции Америки на ввод советских войск в приграничную страну и организации помощи не признающим просоветское правительство моджахедам – в том числе со стороны соседних стран. Решение действительно создало очень серьезные трудности для СССР, однако и зародило основы того радикального ислама и международного исламского терроризма, который мы знаем сегодня.

Пост советника по национальной безопасности Бжезинский утратил вместе с окончанием президентского срока Джимми Картера. Впрочем, пришедший на смену Картеру Рейган во многом стал продолжателем линии, четко обозначенной Бжезинским и в Афганистане, и в Восточной Европе. И она, как показала практика, действительно способствовала намечаемым целям – осознанию Советским Союзом своих трудностей, стремлению закончить противостояние с Западом и, в конце концов, распаду Советского блока. Считать ли полученные результаты достижением, вероятно, могли бы ответить жители многих восточно-европейских стран. Они же могут ответить, стоит ли считать требование соблюдать права человека лишь циничной манипуляцией со стороны одной из держав, как, по-видимому, склонны думать нынешние правители России.

Начало неведомого века

Обнаружение Бжезинским уязвимых сторон советского режима, его жесткая линия в отношении СССР и роль в Афганистане уже в советское время обеспечили ему репутацию врага Советского Союза. После распада эта репутация сохранилась, при этом его уже называли врагом России и русофобом. Нельзя исключать, что польское происхождение сыграло здесь определенную роль – считая Россию воплощением миролюбия, у нас при этом как само собой разумеющееся принимают нелюбовь к нам соседних народов. Бжезинский, впрочем, действительно был врагом Советского Союза как империи, однако иначе относился к возникшей на его обломках Российской Федерации.

Размышляя об устройстве мира после победы США в холодной войне, он пытался определить и конструктивную, с его точки зрения, роль в нем новой России. В целом она виделась ему как определенный противовес Китаю благодаря своей обширности и географической протяженности. При этом он, разумеется, выступал за ограничение любых экспансионистских планов России и попыток создать свои зоны влияния в бывшем СССР. Особенно остро в России реагировали на высказывания Бжезинского об Украине – в частности, о том, что Россия не готова считать самостоятельность Украины нормальным положением вещей. Чаще всего в связи с этим с возмущением цитируют его фразу, что без Украины Россия не сможет стать евразийской империей. При этом почему-то именно это высказывание нередко становится отправной точкой для рассуждений, что Украину надо немедленно притянуть к себе и сделать ее самостоятельность условной. Впрочем, когда на востоке Украины начались боевые действия, а Россия присоединила Крым, именно Бжезинский стал говорить о новой границе компромисса – решительной поддержке независимости Украины при признании интересов России в Крыму. Кроме того, он неоднократно говорил, что Россия должна получить гарантии невступления Украины в НАТО.

Вероятно, жесткая позиция ястреба уже перестала казаться ему единственно возможной после того, как Советская империя распалась. В новом мире его беспокоили отношения США и Китая, в которые, как ему казалось, необходимо было каким-то образом вписать Россию в качестве важного, но миноритарного партнера. Впрочем, сам мир и то, что происходит в нем с внешней политикой, нравилось ему все меньше и меньше. Многие шаги США после победы в холодной войне казались Бжезинскому необъяснимым мотовством и самоуверенной глупостью. Он был одним из страстных противников вторжения в Ирак в 2003 году, полагая, что авантюра неминуемо приведет к падению репутации США в мире и разрушению влияния Америки на Ближний Восток. Он считал, что политика Америки в отношении Ирана крайне непродуманна и требует более гибких подходов и прекращения курса на изоляцию. Приход к власти Дональда Трампа, кажется, стал для него последним разочарованием. В интервью, которое Збигнев Бжезинский дал в апреле этого года польской «Газете выборчей», он, кажется, с горечью говорил, что внешняя политика США теперь определяется необъяснимыми импульсами крайне своеобразного президента, а у него самого нет нужной лупы, чтобы увидеть в происходящем хотя бы следы какой-то концепции. Фактически тому же посвящена и последняя запись в твиттере Бжезинского, который 89-летний ветеран американской политики вел самостоятельно. В феврале, также в твиттере, Бжезинский задался вопросом: есть ли теперь у США внешняя политика в принципе? Похоже, он ушел из жизни, так и не получив на этот вопрос вразумительного ответа.